О смысле жизни и смерти Николай Трубников. Фрагменты из произведений 1 Я пишу это не для хорошо устроенных и довольных собой. Не для тех, кто прочно осел на своем месте, пустил корни и нашел покой самоудовлетворения. Не для спящих. Они своего почти достигли. Осталась малость, чтобы они достигли всего и не просыпались. Я пишу для тех, кто не спит, кто ищет иных почв, иных, более чистых соков жизни, чем те, какие могла бы она дать сама собой. Для тех, чей дух не устал жить, растет и развивается, независимо от числа и тяжести прожитых лет, и требует пищи, тепла и света, то есть необходимых условий жизни. Я и сам, седой и беззубый, более прожившийся жизнью, чем проживший жизнь, <...> все еще ищу эту свою почву, этот свет и эту пищу. И эта жажда сильнее, чем желание покоя и ощущение старости. Я все еще не устал, - так ощущаю себя, - все еще молод той неукорененностью или незакоренелостью чистой, более осмысленной и разумной, более духа, которая не позволяет остановиться на том, что есть, и требует иной, более достойной жизни, чем оказывается она доступной. Которая не позволяет позабыть о давно прошедшей, бесконечно требовательной к себе и к миру юности, о запросах и вопросах, мучивших когда-то. Они, эти запросы и вопросы, прошли со мной всю жизнь, всякий раз заглушая настойчивый ропот и шепот, звавший остановиться, осесть и быть "как дома". Бывало и "как дома", но не было дома. Был постоялый двор, ночлег, временное пристанище. Не было дома, потому что наш дом "не от мира сего". Жизнь не раскрыла его, не принесла удовлетворения. Не ответила на запросы и вопросы. И я знаю сейчас (это-то я знаю хорошо), что жизнь сама по себе, какова бы она ни была: мудрая идя неудавшаяся, достойная подражания или дурная, - сама по себе не может раскрыть и ответить. Она сама "не от мира сего". Она сама ищет и вес еще не нашла постоянного пристанища. Она сама, эта слегка потерявшаяся и растерявшаяся жизнь, тоже нуждается в том, чтобы получить то и другое, если бы нашелся кто-то, кто захотел бы и смог приютить ее и ответить ей. Она тоже "не у себя дома", "в гостях" и "в людях" и не хуже других знает, каково бывает слишком загоститься. И она в нас, людях, находящая себя, вправе требовать приюта и ответа от нас, живых, живущих ее, живущих ею и благодаря ей. 2 В конечном счете каждый из нас рано или поздно начинает размышлять о смерти, чтобы решить для себя, не что есть смерть вообще, которую он так или иначе наблюдает, о которой читал и слышал, то есть смерть других, людей и животных, но его собственная смерть... Большая беда наша в том, что эта проблема возникает перед нами по большей части тогда, когда смерть встала рядом с нами, когда уже поздно что-либо решать, ибо решение предполагает изменение того, что сейчас в терминах модной науки получило название "стратегия нашего поведения", предполагает будущее, которого, собственно, больше нет. Мы сожалеем, что прожили так, что могли бы и должны были жить иначе, чем прожили, что если бы у нас было еще время, было будущее, мы бы не повторили прежних ошибок, изменили всю нашу жизнь с тем, чтобы, когда придет последний час, иметь возможность сказать себе: мы прожили не зря, за такую жизнь не грех заплатить и смертью. 3 Вряд ли о какой-нибудь другой вопрос было источено больше перьев и изломано больше копий, вряд ли и чем-либо другом было столь же легко сказать очередную пошлость - если бы все очередные и внеочередные пошлости не были давно сказаны, вряд ли какой-нибудь другой из них был так бессовестно извращен и оболган, как вопрос о смысле и сущности человеческой жизни. Если отвлечься от непроходимо наивной и беспомощной житейской мудрости, вроде того, что человек каким-то образом (кем-то или чем-то, богом или природой и т. д.) создан для чего-то одного, как птица для чего-то другого; что человек существует "для общества", как это утверждает одна из героинь Островского -- драматурга, или "для другого человека", как говорит горьковский Лука; если отвлечься от не столь наивной и более "проходимой", более изощренной профессиональной мудрости вроде тех, что человек существует "для общества" (совсем уже в другом смысле), "ради будущего" или "ради будущего человека" и т. д., то есть всякий раз ради чего-то такого, что оказывается за пределами конечной и частной человеческой жизни, за пределами единственной и неповторимой человеческой личности и судьбы. Любопытный, не правда ли, способ понимания сущности человеческой жизни и сущности вообще, которая оказывается по ту сторону существования, за его пределами? Или, если не по ту сторону и не за ее пределами, то "ради самой жизни", что он "живет ради жизни", что также мало продвигает нас к пониманию сущности человеческой жизни, потому что и умирает-то человек тогда не иначе, чем "ради смерти", и т.д. ... Если, таким образом, отвлечься от всякого рода наивных или хитрых, наивно бесхитростных или наивно хитрых, но равно неубедительных формул человеческой жизни, то единственный более или менее правдивый ответ мог бы заключаться лишь в том, что человеческая жизнь, если она не есть бессмыслица и абсурд, если она и обладает каким-то смыслом (а это предположение тоже очень нуждается в обосновании), то это скорее всего очень печальный, в сущности, трагический смысл, ибо человек в мука рождается, в слезах вырастает, в страхе проводит свои дни, в поте лица трудится, в грязи заканчивает жизнь, испытав очень мало коротких радостей и очень много, никак не меньше, чем в меру своих надежд, а часто и много больше этой меры, разочарований и горя, чтобы в конце концов предстать пред лицом неминуемой и неумолимой смерти, на которую был обречен с самой первой минуты своего бытия.<...> 4 "Суета сует и томление духа" - говорит о человеческой жизни Бессмертный Муж Скорби, Соломон-Екклезиаст, или Когелет. "Нет ничего нового под Луной". "Все было, и все прошло", и "живому псу лучше, чем мертвому льву" - добавил он еще, но вот и пес мертв, и ничем ему не лучше, и "нет ни у кого перед другим преимущества". А потому - "суета сует и всяческая суета" и "лучше всего вовсе не родиться" - таков окончательный вывод мудрейшего из людей, завидно счастливого в творчестве, в любви, в детях, в богатстве, славе, власти, во всех мыслимых и немыслимых человеческих благах. Таков вывод могущественнейшего "Короля Иудейского" - "короля грез" трагических героев Достоевского. "Вот почему тот смертный, в ком больше веселья, чем скорби, смертный этот не может быть прав - он либо лицемер, либо простак" - подтверждает эти выводы еще один из той же компании бессмертных - Бессмертный Муж Великой Мысли -- Герман Мелвилл. "Жизнь абсурдна в самом своем основании", "жизнь есть трагедия абсурда" - истина современного экзистенциализма, самой субъективной из философий, когда-либо создававшихся человеком. "Человек рождается, чтобы умереть" - вот первая и последняя целесообразность человеческой жизни и в то же время единственно надежная ее достоверность с точки зрения самой объективной и строгой науки. В чем же дело? В чем корень этого трагизма человеческой жизни? Жизнь глупа и печальна? Да, бывает глупа и печальна, очень даже глупа и очень печальна. Жизнь абсурдна? Да, бывает, слишком часто бывает абсурдна. Но ведь не сплошь же абсурдна, не беспредельно, иначе мы просто не определили бы ее так, если бы не знали этого предела. Человек умирает? Да, умирает. Но ведь и рождается. И одно, вероятнее всего, стоит другого, если даже самый усталый не устает от жизни и проклинает свое рождение лишь перед лицом смерти, тогда как нерожденный не благословляет и не проклинает, не устает и не отдыхает, вообще не имеет никакой участи, ни плохой, ни хорошей, и тут просто нет того, что можно было бы с чем-либо сравнивать, что лучше или хуже. Жизнь трагична? Да, бывает и трагична. Но почему только трагична? <...> Почему именно трагедия? Почему не фарс, не смешная "незадача", не комедия чудаков, поверивших в бессмысленность и не пожелавших протянуть руку и сорвать уже созревшие плоды? Поверивших в Судьбу и Случай и начавших искать там, где никто для них ничего не припрятал. Поверивших в Необходимость и захотевших жать там, где никто не позаботился ни вспахать, ни посеять. Взыскавших смысл в том, чему никто, ни сами они, прежде всего, не позаботились сообщить этот смысл, который они захотели найти. 5 Надо сначала разделить наш вопрос, чтобы, так сказать, по принципу divide et imрега овладеть им и получить ответ. Надо спросить: жизнь не имеет смысла, потому что вообще и в принципе есть нечто бессмысленное, или не имеет, потому что еще не обрела его, хотя и могла бы его иметь, если бы сумела приобрести этот смысл, или, что, пожалуй, еще больше соответствует истине, она уже имеет смысл и приобрела его, просто это не совсем тот смысл, какой мы хотели бы найти в ней, хотя в принципе, если бы не этот приобретенный ею смысл, ничто не противоречило бы тому, чтобы она могла приобрести тот, какой можно было бы счесть достойным и разумным. В том-то как раз и заключается корень вопроса, что в жизни самой по себе вообще нет никакого раз и навсегда заданного, однажды определенного смысла. Но в ней нет и до конца определившегося и не способного, каким бы то ни было образом, изменяться смысла, как нет и сплошь необходимой необходимости, вполне случайной случайности, целиком рокового рока и однажды суженой судьбы. В том-то как раз и заключается дело, что жизнь, - прежде всего человеческая жизнь - не обладает никаким смыслом, помимо того, какой мы сами сознательно или стихийно, намеренно или невольно самими способами нашего бытия придаем ей. В одном случае глубокого и емкого, как жизнь Сократа, но к очень многому и нелегкому обязывающего; в другом - поверхностного и мелкого, позволяющего легко скользить по ней, без страха погрузиться в нее слишком уж глубоко, но и легко ускальзывающего и хрупкого. Жизнь не имеет никакого, ни мудрого, ни глупого, ни абсурдного, ни трагического, никакого другого заранее заданного смысла. Этот ответ представляется более удовлетворительным. Не только более честным, но и более обнадеживающим, чем какой бы то ни было другой. И этот ответ не только не нуждается в громоздких обоснованиях, что является видимым его преимуществом, но и обладает тем неявным, однако чрезвычайно важным для нас, что предполагает возможность не столько находить смысл, сколько искать его, не столько открывать его, как нечто уже существующее, но еще не найденное, сколько созидать, творить и сообщать жизни. Этот ответ смещает центр тяжести с вопроса об изначальном смысле, бесплодность которого очевидна, на вопрос об окончательном смысле, позволяя судить, и о том срединном и промежуточном, где находимся сегодня мы, и где этот вопрос имеет неотвлеченный смысл, где он, собственно, и приобретает всю полноту своего значения, где он насущнее, чем какой-нибудь другой, изначальный или конечный, взятый сам по себе. 6 Мы искали смысл человеческой жизни в необходимости, изначальности, в миропорядке и горевали, что не находим его. Но, может быть, это просто превосходно, может быть, это величайшее человеческое счастье, что мы не находим его там, где искали до сих пор. Найди его в изначальном и необходимом, в самом миропорядке, не лишили бы мы себя самой возможности выбирать и созидать свою человеческую сущность? Разве не лишили бы мы себя возможности придавать человеческой жизни, - нет, нет, не на словах, наделе, хотя и не без помощи слов, которые помогают нам овладеть делом - не какой-нибудь вообще, но именно тот смысл, какой мы хотели бы придать ей, получив взамен одну только возможность исполнять кем-то или чем-то заданное, навязанное судьбой, необходимостью или случаем. А если так, то не продвинулись ли мы еще на один шаг в решении нашего вопроса? И не открыл ли нам этот шаг некоторые новые горизонты? Не нашли ли мы нечто большее, чем искали, и нечто лучшее, чем когда-либо рассчитывали найти там, где до сих пор искали, - возможность, возможность поиска человеческого смысла жизни, возможность его созидания, то есть свободу? Уже один этот шаг коренным образом меняет существо дела. Важно лишь не остановиться и сделать еще один шаг, начать искать этот смысл и эту сущность и воплощать их в своей жизни, чтобы она, таким образом, приобретала то и другое. 7 Значит, можно и нужно трудиться сегодня и всякий день жизни, ибо, как прошлое посеяло семена тех плодов, которые мы с радостью или отвращением вкушаем сегодня, так и будущее - вопреки надеждам героев нашей комедии - родит лишь то, семена чего будут выбраны и посеяны сегодня, и лишь там, где сегодня для этого будет возделана, отчасти уже возделанная прежде, отчасти уже не "дикая", что значительно облегчает нашу работу, отчасти уже культивированная прошлыми поколениями людей человеческая "почва", на которой, стало быть, возможно, произрастание отчасти уже культурных плодов. Так может быть поставлен, так только и может быть поставлен и так может решаться вопрос о смысле и сущности человеческой жизни. Другого способа, помимо наивной веры в отвлеченные сущности, в провидение или необходимость, которые сами собой что-то делают или чего-то не делают, кроме наивного и не наивного суеверия этих сущностей или веры в отсутствие каких бы то ни было сущностей вообще, помимо суеверия бессмысленности или абсурда, помимо веры и суеверия, связанных всегда с чем-то таким, что запрещает одну свободу и разрешает другую, загибая, так сказать, пальцы в одну лишь сторону, - кроме этого всего, нам ничего другого не дано. 8 Пересечение рождения и смерти дает центр, вокруг которого вращается человеческая жизнь. Рождение человека и его смерть есть крайние точки этого вращения, "альфа" и "омега" человеческой жизни. Жизнь не противоположна смерти, как смерть не противоположна жизни. Жизни противоположна безжизненность, как смерти - рождение. Неверное сопоставление и противопоставление жизни и смерти дало повод для многих ошибок, и само оно есть серьезнейшее заблуждение. Нужно правильно сопоставить понятия, чтобы раскрылся их истинный смысл. Снег есть белое и холодное, и белое дает нам иллюзию холодного, однако отношение белого и холодного не есть необходимое отношение, и противоположное отношение черного и горячего также не является необходимым. Белое противоположно черному, независимо от температуры того и другого. Горячее - холодному, независимо от окраски и цвета. Жизнь не противоположна смерти. Она находится в таком же с ней отношении, как и с рождением. Отсутствие смерти не предполагает жизни. Оно предполагает отсутствие рождения, то есть в конечном счете отсутствие жизни. Смерть предполагает жизнь, начинается с жизнью и с жизнью же - каким бы парадоксальным это ни показалось - заканчивается. Конец жизни есть конец смерти, то есть умирания. По существу, смерти нет, есть смертное, то есть живое. Есть умершее, то есть жившее. Есть жизнь в определенном времени. Смерть вне жизни и вне времени. Она есть противопонятие. Негативное определение жизни. - Как похоронить тебя, Сократ? - спросил кто-то из друзей в день его смерти. - Плохо же ты научился, если задаешь такой вопрос. Меня похоронить ты не сможешь... 9 Проблема смерти, проблема страха смерти и страха небытия может быть удовлетворительно разрешена, в зависимости от разрешения проблемы наполнения нашего настоящего жизнью, наполнения настоящей жизни настоящей жизнью. Значит, нужно обратиться не к прошлому, не к будущему, а к настоящему. И если нам удастся в нем найти возможность жизни, если мы в нем будем жить не ради того, чтобы жить завтра или послезавтра, мы удовлетворительно решим и проблему смерти. Если мы в нем будем жить ради того, чтобы жить сейчас, здесь и теперь, то уже не время будет двигаться вокруг нас, все время, оставляя нас где-то на периферии движения жизни, не оно будет идти помимо нас, как пейзаж мимо проходящего поезда или берега мимо плывущего корабля (наша общая очень вредная иллюзия восприятия времени, воспитанная у всех нас привычкой следить за стрелками часов и перелистывать страницы календаря). Нет, мы сами, отнюдь не как поезд, не как сцепленный с паровозом вагон по заранее проложенным железным рельсам и с заранее известными станциями, а как корабль, пусть как одинокая утлая ладья, направим свой путь к заветной цели в океане вечности, имея на борту избранный нами груз знаний и памяти. И тогда нам придется самим избрать, идти ли нам по ветру, куда он дует, куда влечет власть слепой стихии, или круче к ветру, против него, хотя и лавируя, делая галсы влево и вправо, но неуклонно приближаясь к свободно избранной цели. Это новое времяощущение еще не задает нам цель, но оно помогает взять ответственность за направление движения на себя. Оно не вручает в виде награды рукоятку штурвала и компас, но оно пробуждает потребность в том и другом, оказывается необходимым условием становления ответственной за свою судьбу личности. Оно помогает человеку понять, что можно и не отдаваться на милость ветра и волн, что и в своей ладье он властен не ждать, что с ним будет, не ждать жизни, которая будет или может быть когда-то, но искать и созидать ее. Не ждать, куда бы его привели железные рельсы необходимости, если бы они были, или случайные порывы ветра, но выбирать, куда, с кем и с чем ему двигаться сейчас. И, выбирая путь, созидая свое настоящее, наполняя его, человек сам окажется способным выбирать, наполнять свое будущее, работать на него единственно достойным образом, то есть созидать его, иметь его. 10 Как хорошо прожитая жизнь может наполнить смыслом и ценой смерть, так и честная, возвышенная смерть может оправдать, в общем-то, пустую, может быть, даже и дурную, жизнь. 11 Не отнимай чужой жизни, потому что она принадлежит не тебе, потому что не ты породил ее, а те, ушедшие в небытие, кто был до тебя, кто в страданиях жил и в страданиях умер, чтобы жил и передал жизнь ты, в надежде, что когда-нибудь будет лучше, счастливее. Если ты захотел отнять у себя или у кого-нибудь другого жизнь, не забудь, что ты отнимаешь ее у тех, кто теперь лишен силы и власти остановить твою руку. А потому и ты не имеешь нравственной силы и власти, помимо власти грубого насилия, распорядиться их правом на твою и на всякую другую жизнь. Не можешь пренебречь своим долгом перед ними, теперь полностью находящимися в твоей власти, беззащитными перед тобой. Убивая себя, ты убиваешь их, и потому всякое самоубийство есть убийство; убивая одного виноватого, ты вместе с ним убиваешь и всех тех невиноватых, кто жил и умер с надеждой на их жизнь. Всякое убийство оказывается в этом отношении бесконечным регрессом убийств, как оно одновременно оказывается бесконечным прогрессом убийств, потому что нельзя убить, не обессмыслив жизнь тех, кто умер, и не поставив под угрозу убийства жизнь тех, кто еще живет и будет жить. Нельзя, даже если думаешь, что можешь, что имеешь право, отдать свою. Даже во имя самого светлого будущего, самой возвышенной цели, потому что, нет такого будущего и нет такой цели. Потому что, совершая убийство, ты совершаешь нечто прямо противоположное и будущему, и настоящему, и тому, что уже прошло, что нельзя изменить, но можно лишь растоптать и обессмыслить. Потому что, делая зло во имя будущего добра, ты делаешь все-таки зло и несешь его в будущее. Потому что будущее не поблагодарит тебя за кровь, которой ты замешал раствор для его фундамента. Потому что будущее, построенное на крови и зле, есть кровавое и злое будущее, такое же, как наше, круто замешенное на них настоящее. 12 Не "не убей", а полюби же ты, наконец, эту жизнь, твою, единственную, ибо другой не будет никогда. Вслушайся в это ужасное слово: никогда! Полюби ее, и ты легко научишься любить и ту, другую, чужую жизнь, так по-братски тесно переплетенную с твоей, - тоже единственную, ибо другой такой тоже никогда не будет. Не бойся умереть, прожив. Бойся умереть, не узнав жизни, не полюбив ее и не послужив ей. А для этого помни о смерти, ибо только постоянная мысль о смерти, о пределе жизни поможет тебе не забывать о предельной ценности жизни. Прими ее не только как неизбежный конец жизни и уж, конечно, не как разложение, конец и разложение находятся за пределами твоей смерти, как они находятся за пределами твоей жизни, но как цену, какую тебе приходится платить за жизнь. И как ни мала для тебя эта цена, не спрашивай ее раньше времени и не плати ее до срока, время это близко и срок этот недолог. Прими смерть, пойми ее, потому что в качестве этой цены, в качестве границы и меры жизни, в качестве неотъемлемого ее элемента она есть величайшее из благ, равное и тождественное равному и тождественному ей благу жизни; потому что только она способна сообщить жизни се истинную стоимость; потому что жизнь без смерти, без меры и границы не только не имела бы в твоих глазах никакой цены, но была бы бесконечностью куда более невыносимой и ужасной, чем самый невыносимый и ужасный конец.
* * *
Николай Трубников
(1929-1983) В трех предыдущих номерах "Реквиема" на 8-й странице были представлены фрагменты из книг Николая Николаевича Трубникова под общим заголовком "О смысле жизни и смерти". Если вы не успели их прочесть, попробуйте сделать это. Вас не оставят равнодушным все 12 главок. Те же, кто внимательно изучил, без преувеличения, серьезные философские размышления этого незаурядного автора, к сожалению, малоизвестного, наверняка задались вопросом: кто же он - Николай Трубников? Мы неспроста ничего сначала не сообщили об авторе "Фрагментов..." Нам представлялось, что после прочтения тем более станет удивительно, что автор - наш современник, скажем больше- homo soveticus, т. е. один из тех, кто жил и успел умереть в годы, когда к философии такого рода "руководящие и направляющие" товарищи относились, мягко говоря, не с симпатией. И тем не менее, есть и были пророки в нашем Отечестве. Николай Трубников учился и работал на философском факультете МГУ, там же защитил кандидатскую диссертацию. Если не учитывать его некоторую замкнутость, Николай Николаевич казался самым обыкновенным советским ученым. Не многие знали, что его работы - книги, эссе, рассказы - находили дорогу через рогатки коммунистической цензуры, которая не могла и мысли допустить о том, что в "светлое будущее коммунизма" кто-то мог нести "заразу", рожденную "бредовыми" размышлениями о смысле жизни, а тем белее смерти. Раз не по Марксу-Ленину, значит - не наука. Сколько же было необходимо терпения, целеустремленности, веры в необходимость трудов своих для людей, чтобы не плюнуть на все, не отступить и не стать как все. Трубников убеждал, доказывал. И книги-таки пробивали себе дорогу в жизнь. В 70-е гг. были опубликованы "Притча о Белом Ките", "Золотое на лазоревом, или Новый убор для св. Варвары", "Скальпель и кисть ретушера", позже - "Зефи, Светлое мое Божество, или После заседания (из записок покойного К.)". Почитайте его произведения, поищите их в библиотеках - вы не пожалеете потраченного времени. В них вы сможете отыскать многие советы, если жизнь ваша вам кажется бессмысленной, а страх перед неминуемым концом пребывания на грешной земле сковывает ваши добрые стремления.
Источник: http://www.requiem.ru/life-and-death/doc31/ |
